«Привет! У меня 2801!»

«Сроду такого не было, и опять то же самое». Это из бездонных практически запасов Виктора Степановича Черномырдина. Колоритный, значительный был мужчина.

Царствие ему небесное.

А про Мемориал Таля лучше Виктора Степановича не скажешь. Не знаю, как у вас, уважаемый читатель, а у меня сложилось такое впечатление, что турнир этот если не всю жизнь с нами был, то лет десять уж точно. Нет, оказалось, что нынешний Мемориал всего-навсего пятый по счету. Странно, не правда ли.

Я работал на турнире дважды. Оба раза убедительно выиграл Крамник. Посмотрим, удастся ли ему сделать хет-трик.
Помню прекрасные победы Владимира Борисовича – трехлетней давности над Алексеевым и Мамедьяровым, год назад над Свидлером и Пономаревым. Но, да простят меня выдающиеся гроссмейстеры, запоминаются прежде всего не очки, голы, секунды. И даже не отдельные ходы. Запоминаются лица. И вообще люди в предлагаемых обстоятельствах. Их эмоции, их реакции.

Иванчук, рвущий себе брови, нос, кромсающий свое лицо. Ходуном растаскивающий доску, бьющий по часам, пугающий. И все потому, что двух пешек не хватило для победы, и с кем – с Малышом!
Крамник, тянущийся наискось к угловому полю h8 и на полдороге замечающий, что любимый пиджак стал ему внезапно мал, и рукава малы, а – как такое, собственно, могло произойти?
Ананд, в зеленой курточке сантехника, гениально слившийся с толпой, растворившийся в ней за спиной Крамника, а вызванный к доске – не выдавший ни одного оригинального варианта, ни одной идеи, образцовый, тотальный Мальчиш-Кибальчиш.
Камский, уронивший флаг за много ходов до контроля, Камский, мечущийся в поисках выхода, в ту минуту для него неосуществимого, открывающий подряд все двери, не понимающий, где он находится, кто эти люди и почему они не могут оставить его в покое, одного, совсем, совсем одного.

Невероятное лицо Софии Леко. Фотография, которой у меня никогда больше не будет. Мадонна.

И снова Иванчук, на этот раз в маске, что твой Самоделкин, в пол-лица, от уха до уха. И помогла маска, стряхнул с себя оцепенение Василий Михайлович, заиграл

снова в бисову силу и всех, кто смеялся над ним – поколотил.
Протянутая рука Алексеева – и Широв, смотрящий прямо на эту руку, но не видящий ее. Губы у Жени дрожат, кажется, он готов расплакаться; он сдает партию, но соперник – нарочно, что ли, тянет с принятием капитуляции?! Но вот Алексей Дмитриевич хватает повисшую в воздухе руку: слепое пятно стерто, и партия, наконец, завершена.
Аронян, зашедший в пресс-центр после не самого, мягко говоря, удачно проведенного поединка; «я сегодня как животное, знаете, почему?»; ни у кого нет идей, и Левон без помех продолжает: животному в отличие от человека не нужно притворяться; если ему весело, то весело, а если грустно, то грустно.

Уже потом мне попадется на глаза ответ Вуди Аллена: зачем я снимаю фильмы? чтобы отвлечься от грустных мыслей. Может быть, в этом что-то есть; может, и шахматисты играют не только затем, чтобы выразить себя творчески или занять, как спортсмены, первое место, но и затем (отчасти), чтобы отвлечься от грустных мыслей; может, и журналисты пишут затем же. Как знать, как знать.

Открывали нынешний Мемориал в отеле «Ритц-Карлтон». Угол Тверской и Моховой (бывший проспект Маркса).
Что я вам скажу: конечно, Зазеркалье. Конечно, параллельный мир. В принципе, Москва – уже параллельный мир для всей остальной нашей родины, но конкретно «Ритц-Карлтон» – это кубик в кубике, шарик в шарике. Без особого риска ошибиться могу предположить, что огромное количество людей всю жизнь прожили в столице и не только ни разу не были в этом отеле, но и ни единого шанса не имели там оказаться.
А окажешься – что ж. Зажмурь глаза, растопырь пальцы, на ощупь поднимайся по лестнице, и там, ослепший, старайся вести себя как можно естественнее. Закажи коктейль, освежись, прослушай умеренно смешной анекдот, улыбнись уголками рта и расскажи свой.

Из классики запомнилось: профессор Преображенский уперся, отказавшись подчиниться требованию домкома; те вынесли постановление об «уплотнении дома», а профессор кричит, что в этом случае ему придется резать кроликов в ванной. Так он тоже не был в «Ритц-Карлтон»! Предложи ему резать кроликов в ванной именно
этого отеля, он, как минимум, подумал бы, а то и согласился.
Да что кролики. В такой ванной хочется пожить какое-то время. Ваш корреспондент зашел в уборную на втором этаже – и не то, чтобы забыл, зачем пришел, а просто устыдился собственных надобностей. Такое все вокруг было мраморное, и золотое, и необыкновенное. Откуда-то вдруг запели под потолком птички, снизу обдало запахом лугового разнотравья. О простом  нужном деле в такой обстановке не могло быть и речи. Все равно, как если бы вас вытолкнули в большую залу музея и грозно спросили: вы что? Хотите снять тут штаны?

Участники меж тем прибывали. Иные пришли одни, иные – с секундантами. Павлу Эльянову на турнире будет помогать Миша Ройз, Левону Ароняну – Арман Пашикян. Арман Владимирович, как представил его Левон. У Сергея Карякина и Бориса Гельфанда секунданты традиционные: Мотылев и Родштейн. Но оба еще не подъехали; ожидаем их в канун второго тура.

Неожиданный выбор сделал Шахрияр Мамедьяров: взял с собой многоопытного Элизбара Убилаву. До начала церемонии еще оставалось время, и я перекинулся несколькими словами с Шахом.
В принципе, впечатление, которое в общих чертах сложилось еще на декабрьском Кубке мира, подтвердилось. И не просто подтвердилось, а, пожалуй, еще и усилилось. Я уже писал в «64»: Шах далеко не тот обаятельный балбес, которого мы привыкли видеть и три, и пять лет тому назад. Он заматерел, изменился, но, самое главное – он точно знает, чего хочет. Он верит, что никакие интриги и расклады не отнимут у него места в претендентских матчах. А матчи – это шанс, и до начала игры счет на табло 0:0. Все, что уже произошло, происходит или будет происходить до начала матчей – лишь ступеньки на его пути. А какая может быть суть у ступенек? Только формальная: не оступиться. Больше никакой.

Шах бережет себя. Экономит, копит и силы, и эмоции. Видит главную цель и не считает нужным размениваться по мелочам. Посмотрим, что из всего этого выйдет.

Открытие прошло очень камерно и тепло. Участников вызывали одного за другим, вручали фирменные майки, номер был тиснут на них. Те, кому достались номера с 6-го по 10-й, с достоинством приняли свой жребий. Хотя лишний черный цвет в турнире XXI категории – удовольствие на любителя.

Затем фуршет. У судков с горячим кипела ненужная суета; людское море подхватило и вытолкнуло меня к некой пирамидке, на которой затейливо расположились десерты, а среди них – царица сладкоежек: крем-брюле, настоящее, с коричневой корочкой. Это был знак судьбы. За порцию подобного лакомства в заведении «Жеральдин» (названного так в честь матери братьев Познер и принадлежащего им же) затребовали бы сумму, эквивалентную гонорару за этот репортаж. Здесь же денег не брали вовсе, охотно приносили добавку и в каждую порцию клали крупную ягоду ежевики.

Рядом удачно оказался молодой гроссмейстер, оставим за скобками его имя, учтивый и благоразумный. Беседа была приятной, время текло незаметно, но краем глаза

я поглядывал на дальний от меня столик, где стояла мама тринадцатого чемпиона мира Клара Шагеновна. Стояла она не то, чтобы в одиночестве, но, скажем так, в избыточном пространстве места и внимания. Сквозь толщу карамельной корочки в меня впивались уколы совести: ты же журналист, говорил внутренний голос, пойди и возьми интервью. Но грех чревоугодия вытеснил живость мысли; в голове не осталось ровным счетом ничего, кроме наиглупейшего: «Что вы здесь делаете». А такой вопрос и задавать стыдно, и отвечать на него не стоит.

Первый тур. ГУМ, верхний этаж, привычный по прежним годам зал. Вид на Кремль не может не радовать, но солнце шпарит немилосердно, и штор нет. Блики на доске мешают ужасно, самые нетерпеливые из участников обращаются к главному судье; тот разводит руками, но уже в следующую секунду встает, как часовой, между солнцем и доской одного из заявителей. Тот случай, когда загородивший свет делает доброе дело; надолго ли его хватит – вот вопрос.

Позже возникает звук; его трудно идентифицировать: что-то среднее между ударом колокола и скрипом качелей, монотонный, сперва даже привлекательный и немного загадочный, но с каждым следующим циклом все более и более раздражающий. Солнце померкнет, но звук усилится, к вечеру окончательно материализовавшись в шум: за окном, на Красной площади идет представление, и отменить его по заказу шахматистов нельзя. Памятливые вспоминают турнир прошлого года: тогда стартовый тур игрался под свадебные марши, и кабы только марши, а то ведь ресторанные лабухи выдали дип-перпловский «Дым над водой» в тот самый момент, когда Владимир Борисович Крамник принял мужественное решение перейти в чуть лучший эндшпиль с разноцветными слонами. Тогда было весело, и сейчас нескучно.

Забегая вперед: у Ароняна, первого победителя в этот день, спросят, не мешал ли ему шум во время игры. «Не более, чем другим», – был лапидарный ответ.

Из явных плюсов: открытый доступ в игровой зал, и как следствие – аншлаг в первый же день. Стайка по-хорошему нездешних ребят, откуда? Оказалось, из Туркмении; гроссмейстер Аннагельдыев вывез детишек на серию турниров Игоря Глека; турниры уже завершились, но улетать только завтра, и дети пришли в ГУМ.

Самая внимательная, самая благодарная публика, и в награду – автографы мировых знаменитостей, прославленных гроссмейстеров. Как тут откажешь – не отказал никто, но где, спрашивается, выводок ребят из московских шахматных школ? Их нет, и почему – непонятно.
Еще плюс: парный конферанс Глуховского и Сосонко. Но об этом у меня будет время подробнее рассказать в следующих репортажах.

Закончилась первая партия. За доской встретились, как остроумно сформулировал Марк Глуховский, «тот, кто регулярно комбинирует ходы d2-d4 и g2-g4, и тот, кого это нисколько не смущает».

Ш. Мамедьяров – Х. Накамура

1.d4 d5 2.c4 e6 3.Nc3 Be7 4.Nf3 Nf6 5.Bg5 h6 6.Bh4 0-0 7.e3 Ne4 8.Bxe7 Qxe7 9.Rc1 c6 10.Be2 Nxc3 11.Rxc3 dxc4 12.Bxc4 Nd7 13.0-0 b6 14.Bd3 c5 15.Be4 Rb8 16.Qc2 Nf6 17.dxc5 Nxe4 18.Qxe4 bxc5 19.Qc2 Bb7.

По мнению Шаха, ключевой момент. Слабо 20.Rxc5 Bxf3 21.gxf3 Rxb2, но перевес обещало 20.Nd2 Rfd8 21.Rc1 Rbc8 22.Nf1, и если 22…Qg5, то 23.f3. Смысл в том, что на 23…Bxf3 находится 24.h4! Qg4 25.Rc4 – у ферзя не осталось полей по вертикали «g», а значит, материальные потери неизбежны.

На реплику одного из находившихся в пресс-центре гостей, что все это уже встречалось, и не где-нибудь, а в решающей партии матча на первенство мира Топалов – Ананд (с той только разницей, что Веселин играл 21.f3 вместо 21.Rc1), Шах, что называется, бровью не повел. Впрочем, есть еще один источник информации: комментарий Александра Халифмана в журнале «64», № 7, стр. 24. А там ясно сказано, что после 20.Nd2 Rfd8 21.Rc1 черные должны играть 21...Qd7 и добиваться равенства в вариантах 22.Nf1 Qd5 23.f3 Qxa2 и 22.Nb3 Be4 23.Nxc5 (23.Qxe4 Qd1+) 23...Bxc2 24.Nxd7 Rxb2.

20.e4 f5 21.exf5 Rxf5. «Слишком азартно» (Халифман). У Мамедьярова другое мнение: он считает ход 20…f5 очень сильным, а контригру черных, несмотря на слабость пешек с5 и е6 – достаточной. Оба участника показали множество запутанных вариантов, главной действующей силой которых был дальнобойный слон b7. Оба сошлись на том, что черные должны быть в порядке.

22.Nd2 Qf6 23.Nc4 Ba6 24.b3 Rf4 25.Rc1 Rd8 26.h3 Bxc4 27.Rxc4 Rxc4 28.Qxc4 Rd2 29.Qxc5 Rxa2 30.Rc4 Ra1+ 31.Kh2 Ra2 32.Kg1 Ra1+ 33.Kh2 Ra2 34.f4 a5 35.Qc6 Kh7 36.Qe4+ Qf5 37.Qxf5+ exf5 38.Rc5 Kg6 39.Rc6+ Kf7 40.Rc7+ Kf6 41.Rc6+ Kf7 42.Rc7+ Kf6 43.Rc6+. Ничья.

* * *

Партию тура комментировал в пресс-центре ее неожиданный победитель.

Л. Аронян – В. Крамник

Защита Рагозина D38

1.d4 Nf6 2.c4 e6 3.Nc3 Bb4 4.Nf3 d5 5.cxd5 exd5 6.Bg5 h6 7.Bh4 c5 8.dxc5.

Как объяснил Левон, он сделал этот ход, чтобы избежать модной системы, которую, похоже, придется назвать в честь Паши Эльянова. Не побьешь на с5 – пешка проскочит дальше, на с4, затем другая сделает широкий шаг на g5, а там остальные фигуры подтянутся и начнут как по команде перемахивать через разделительную полосу между 4-й и 5-й горизонталью. К примеру: 8.e3 c4 9.Nd2 g5 10.Bg3 Bf5
(Раджабов – Эльянов. Астрахань 2010) или 9.Be2 g5 10.Bg3 Ne4 11.Rc1 Bxc3+ 12.bxc3 Qa5 13.0-0 0-0 14.Qc2 Bf5 (Моисеенко – Эльянов, Одесса 2010). К слову, те две партии завершились победой черных.

8...Nbd7 9.Rc1 Qa5 10.a3 Bxc3+ 11.Rxc3 Ne4 12.b4 Nxc3 13.Qa1 Qa4 14.Qxc3 0-0 15.e3 a5 16.b5.

16...Nxc5! «Долгими парижскими ночами Крамник оттачивал этот ход» (Генна Сосонко).
Несмотря на итоговый результат, рискну поставить к ходу восклицательный знак. Ход борьбы после 16...b6 17.c6 Nc5 18.Nd4 (Мачейя – М. Сочко, Варшава 2010) черных, несмотря на лишнее качество, устроить никак не может.
17.Qxc5 Bf5. Новинка. Совсем недавно, на турнире по быстрым шахматам, устроенном во французском Кап д'Аге, Таня Косинцева играла против Лагно 17...Be6.
Узрев ход слоном во время партии, Левон Григорьевич сильно загрустил и, не делая ответного хода, стал раздумчиво смотреть по сторонам. Вскоре отставание белых по времени приняло обвальный характер.
18.Qd4. Есть еще, конечно, взятие на d5. Но, как категорично выразился один из гроссмейстеров прямо в турнирном зале, «человек такой ход делать не может!»
18...Qxa3 19.Be2 Qb4+ 20.Qxb4 axb4 21.Nd4 Ra1+ 22.Bd1 Bh7. Стоя у демонстративной доски в пресс-центре, Левон объяснил, что перед своим 18-м ходом грустил, можно сказать, понарошку, а вот перед 23-м – всерьез.
Дело в том, что издалека им считалось почему-то 22...Bd3, а тогда белые вправе форсировать и упростить игру: 23.Be7 Rfa8 24.Bxb4 Rxd1+ 25.Kxd1 Ra1+ 26.Kd2 Rxh1 27.Kxd3. Любителю от шахмат и тут не все ясно. Но высокий профессионал, очевидно, считает, что возможность дотянуться до пункта b7 весомее, нежели комплект пешек по второму ряду: 27…Rxh2 28.Nf5 Rxg2 29.Nd6 и т.д.Впрочем, все это детали. Потому что при сделанном Крамником ходе 22…Bh7 вышеупомянутой разгрузки у белых нет и в помине: 23.Be7 Rfa8 24.Bxb4 Rxd1+ 25.Kxd1 Ra1+ 26.Kd2 Rxh1, и на d3 колыхается не слон, а лишь длинная тень от слона.

23.Nb3 Rb1 24.Nd2 Rb2 25.Bg3 Rc8. Здесь Левон полагал очень сильным 25...Re8 26.Ke2 d4 со страшной угрозой 27…dxe3 28.fxe3 Rd8.
26.Be5 Ra2. На демонстрационной доске был исполнен ход 26...Rc3!? Интересно, мог ли он придти в голову кому-либо еще, помимо Ароняна. Он ведь такой придумщик.
27.Nb3 Bc2 28.Bxc2 Rcxc2 29.0-0 f6 30.Bd4 Ra3 31.Na1! Rd2 32.h3. Ваш корреспондент смотрел этот отрезок партии в зрительном зале, вместе с несколькими гроссмейстерами, чей рейтинг стабильно превышает отметку 2600. Чувствовал себя с ними абсолютно наравне – в том смысле, что они ничего не понимали в происходящем, и я тоже. Оценка позиции менялась после каждого полухода.
Следующий маневр Крамника был единодушно одобрен представителями высшего шахматного сословия. Как оказалось, напрасно.

32...Rad3. Замысел и впрямь выглядит идейно. С разменом ладей (а он неизбежен, если того захотят черные) толкать вперед проходную «b» будет гораздо легче. Но – лишь до предпоследней отметки. Сделать последний и решающий шаг не представляется возможным.
Давайте по ходам: 33.Kh2 Rd1 34.Rxd1 Rxd1 35.Nb3 Rb1 (или 35...Rd3 36.Nc5 Ra3 37.Nxb7 b3 38.Nc5) 36.Nc5 b3 37.Nxb7 b2 38.Kg3. Пешка уже на b2! Но ферзем она никогда не станет. Вместо 36…b3 можно попробовать 36...Rd1, с прицелом на 37.Nxb7 Rxd4! 38.exd4 b3 Но белые ответят 37.b6, подведут короля… Начнется
перетягивание каната, без больших шансов на успех у черных.

33.Kh2 Ra3. Признавая ошибку, черные возвращают ладью на прежнее место. Но теряют они при этом не два темпа, а гораздо больше: контроль над позицией. Они попросту перестают понимать, что происходит.
Дальнейшее всерьез комментировать трудно. Я это видел в исполнении Левона сотни раз. И все равно я не могу понять, как он это делает. Если отбросить политкорректность, своих соперников он просто дурит. Но что самое необъяснимое – у него это получается с соперниками калибра Крамника, Ананда, Карлсена. Как
можно таких противников вывести из равновесия? Я не понимаю. У Крамника в этой партии был к тому же колоссальный перевес по времени. И все равно не помогло.
Это за гранью моего понимания.

34.b6 h5 35.Rb1! Rxf2 36.Nb3! Raa2 37.Rg1 Kh7 38.Nc5 Rfd2. Ход, лучше любых слов свидетельствующий о душевном состоянии Крамника в эту минуту.
Кстати, Левон был искренне убежден, что выигрывает во всех вариантах. Но голландский журналист Пит Дохерс показал рекомендацию машины: 38...Rad2! 39.Nxb7 b3 40.Na5 b2 41.b7 Rxg2+ 42.Rxg2 Rxg2+ 43.Kxg2 b1Q, и все, что могут белые – принудить ходом 44.Ba7 соперника к вечному шаху.

39.Nxb7 b3 40.Nc5 b2 41.Rb1! Обойдена последняя ловушка: 41.b7 Rxg2+!, и на любое взятие – 42...b1Q. А теперь черные сдались.

Сразу после демонстрации партии ваш потрясенный корреспондент взял блиц-интервью у шахматного Пеле или, лучше сказать, Гарринчи черно-белых клеток.

Левон Аронян: «Эту планку я пробил головой!»

Когда элитные гроссмейстеры комментируют в пресс-центре свои только что выигранные партии, возникает ощущение, что их соперники играли очень хорошо, а они сами – еще лучше. Но не таков Левон Аронян. Когда комментирует он, создается впечатление, что Левон играл плохо. А его соперники – еще хуже.

– Доля правды в этом есть. Дело в том, что я максималист. Может, мне это вредит – погоня за идеалом.
– Или склонность к эпатажу.
– Не нахожу у себя такой склонности. Впрочем, со стороны виднее.
– Сегодня белым цветом вы боролись не за перевес.
– Справедливо.
– Как в детском рассказе Гаршина, карабкались, карабкались, сбивали ногами эту субстанцию – и неожиданно она превратилась в масло. И вы выбрались на твердь.
– Как ни странно, да.
– Сменим тему. Несколько лет назад один знаменитый шахматист приветствовал всех словами: «Привет! У меня 2750!» Тогда еще это была очень серьезная цифра.
– Ага.
– А вы – говорите кому не попадя: «Привет! У меня 2801»?
– Нет. Это радостное событие само по себе, но оно ничего не меняет. (заговорщицки) А хотите, расскажу, почему сегодня выиграл? Вместо подготовки к партии я два часа прошагал по городу – хорошо, не два, но полтора часа точно – в поисках собрания сочинений Платонова. И когда наконец его нашел, был настолько счастлив, что уже не думал: с кем играть, как играть. Знал, что все будет хорошо.
– А зачем два часа ходить по городу, вы ведь живете в «Ритц-Карлтон».
– Живу.
– Просто перейти на другую сторону Тверской улицы, дойти до книжного магазина «Москва», и всё.
– Я там смотрел. Там не было. Там было какое-то фуфло. Какой-то Платонов К. А мне нужен был, естественно, А.
– Андрей?
– Кто же еще.
– И где нашли то, что искали?
– В большом магазине на Новом Арбате. Я его нашел, я его скупил. И теперь (хохочет) я полностью, до зубов, готов к турниру!
– Вчера ведущий на церемонии открытия отдельно воздал вам должное. Сказал, что вы пробили планку.
– (хохочет) Головой!
– Я тоже думал, что Левон, со свойственной ему склонностью к театральщине, подыграет ведущему. Почешет затылок, подпрыгнет, как-то проявит себя. Но вы лишь благосклонно кивали.
– А что это такое – 2800? Я не понимаю.
– Пантеон.
– Да какой там Пантеон. Глупости. Единственное, что – да, можно теперь обделаться, и все равно говорить, что ты где-то там был.
– Делая круг, хочу вернуться к сегодняшней партии. Хочу понять. Человек с рейтингом 2801, выходит белым цветом, и позиция после 16…N:c5…
– (перехватывая) Он ее знает.
– Он ее знает?
– Но ничего не помнит!
– Ничего не помнит?!
– Да. Потому что не ожидал этого дебюта.
Но то, что он ничего не помнит – не главный минус. Даже если бы он что-то вспомнил, вряд ли это было уместно цитировать в партии. Ведь это анализы 2005 года. Им сто лет в обед.
– И как – с таким устаревшим багажом и так сильно играли?
– Я не играл сильно. Но я сражался, пытался защититься. Соперник упустил, и я уже воспрянул духом. Был готов… делать ничью.
– Последний вопрос, Левон Григорьевич: за что вам такая удача?
– Потому что я спокойно отношусь ко всему. Фортуна – она это чувствует. А что она чувствует, трудно сказать. Может, симпатию ко мне испытывает?

Ван Хао разыграл против Широва один из тех новомодных вариантов, которых в докомпьютерную эру попросту не могло быть. Потому что на невооруженный, обычный человеческий взгляд так играть нельзя: слишком опасно. Но компьютерный анализ, как никто другой, дает чувство уверенности.

А. Широв – Ван Хао

Французская защита С10

1.e4 e6 2.d4 d5 3.Nc3 Nf6 4.Bg5 dxe4 5.Nxe4 Nbd7 6.Nxf6+ Nxf6 7.Nf3 h6 8.Be3 Nd5 9.Bd2 c5 10.Bb5+ Bd7 11.Bxd7+ Qxd7 12.c4 Nb6 13.Rc1 Be7 14.dxc5 Bxc5 15.b4 Be7 16.c5 Nd5 17.Ne5 Qc7 18.Qa4+ Kf8.

Вот эта позиция. Король потерял право на рокировку, ладья h8 нескоро войдет в игру, у соперника мощный конь на е5 – словом, во время моего детства за такую постановку дебюта можно было и по пальцам линейкой схлопотать.

А компьютер говорит: нет, не все так просто и однозначно. У черных свои козыри (прежде всего – конь на d5), король совершит рокировку искусственно, а потерю темпов использовать не удается.

Любопытно, что Ван Хао имеет опыт разыгрывания этой позиции за другой цвет. В его партии с Хоу Ифань было: 19.Nd3 g6 20.b5 Kg7 21.0-0 Bf6 22.g3 Rhc8 23.Qb3 a6 24.a4 axb5 25.axb5, и белые победили в долгой борьбе. Сам же китаец (на редкость, кстати, симпатичный парень) показал усиление: 19...Bg5! 19.f4 g6 20.0-0 Kg7 21.Qb3 Rhd8 22.Rce1 Bf6 23.Ng4 Bd4+ 24.Kh1 h5 25.Ne5 b6 26.cxb6 Qxb6 27.b5 Bxe5.

У вашего корреспондента есть знакомая, которая всех особей мужского пола – вне зависимости от возраста, общественного статуса и толщины кошелька – называет «зайками». Иногда на слух это воспринимается довольно комично, но к нашему герою подходит, может быть, как ни к кому другому. «Зайка Ван Хао» – это попадание в десятку, особенно когда паренек демонстрирует фирменный свой жест: одновременно трясет головой и кистями рук, да еще отчаянно лупоглазит, умоляя простить его непонятно за что.

Но внешность обманчива. И стиль Ван Хао за доской – стиль не зайки, но удава. Он играет без внешних эффектов, но на редкость эффективно. Особенно подкупают его победы черным цветом. Почти всегда они проходят по одному и тому же сценарию: похуже, равенство, комфортное равенство, получше, пожалуй, что перевес, ощутимый перевес и… где, собственно, наошибались белые, что им уже пора сдаваться?

28.fxe5. Этот естественный ход Ван Хао считает ошибкой. По его мнению, белым пора соскакивать: 28.Rxe5 Rab8 29.f5! Qxb5 (нельзя 29...gxf5 ввиду 30.Qg3+ Kf8 31.Rxd5!, и далее: Rxd5 32.Bb4+ Ke8 33.Qg8+ Kd7 34.Qxf7+ Kc8 35.Rc1+) 30.Qxb5 Rxb5 31.fxe6 и т.д.

28...a6 29.a4 axb5 30.axb5 Rab8 31.Rb1 Qd4 32.Qb2 Qa4 33.h3 Rdc8 34.Bg5 Rb7 35.Qb3 Qe4 36.Bf6+ Kh7 37.Rfe1 Qd4 38.Red1 Qb6 39.Bh4 Rc3 40.Qa2 Qc7 41.Bf2 Rc2 42.Rb2.

42...Rxf2! 43.Rxf2 Nc3 44.Rc1 Nxa2 45.Rxc7 Rxc7 46.Rxa2 Rc1+ 47.Kh2 Rb1.

Как ни странно, китайский гроссмейстер не дал четкой оценки этого эндшпиля. И даже когда его переспросили, он уклонился от ясного ответа. То ли выигрыш, то ли нет, а в сущности, какая разница – так можно было понимать его мимическую конструкцию, когда ладошкой правой руки он легонько шлепал себя по виску, а левой в этот же момент стряхивал с себя невидимых насекомых или букашек.

48.h4 Rxb5 49.Re2 Rb1! 50.Kg3 Rf1 51.Re3.

И эта позиция при всей ее внешней простоте таит в себе, возможно, некоторые загадки. Казалось бы, план выигрыша ясен: ладья идет на f5, король обтекает пешки с тыла, приходит на d5, и партия заканчивается.

Ван Хао, разумеется, этот план видит. Играет, тем не менее, 51...Kh6, а белые в ответ… немедленно сдают партию. В чем же дело?
Как пояснил победитель, в позиции на диаграмме его, несмотря на лишний материал, смущал пешечный эндшпиль! Правда, о каком именно пешечнике идет речь, я так и не понял. Может быть, о таком: 51...Rf5 52.Rf3 Rxf3+ 53.gxf3 (безнадежно 53.Kxf3 Kg7 54.Kf4 Kh6 55.Ke4 g5) 53...Kg7 54.f4 (вновь плохо 54.Kf4 Kh6) 54...f6 55.exf6+ Kxf6 56.Kf2 Kf5 57.Kf3. Не берусь судить. Пусть наши квалифицированные читатели сами вынесут вердикт, насколько обоснованы были страхи Ван Хао.

Факт, что после 51...Kh6 переход в пешечный в принципе невозможен, так как у черных всегда будет ресурс g6-g5.

Синопсис партии Карякин – Гельфанд в изложении победителя был следующим:

– Разыграли Русскую партию. Я применил новинку, соперник отреагировал интересно. Имел ничью, но в эндшпиле допустил ошибку и проиграл.

С. Карякин – Б. Гельфанд

Держало позицию 43...Ba5! или 43...cxb5 44.cxb5 Ba5! – важно не позволить белым образовать проходную по крайней вертикали, а потом уже идти королем объедать пешки.

Но последовало 43...cxb5 44.cxb5 Ke4. И после 45.Bb6! партию, по-видимому, уже не спасти. Хотя тонкостей в позиции остается еще немало. Покажу лишь одну из них.
44…Kd5 46.a5 Bg3 47.Kg2 Bb8 48.a6 bxa6 49.bxa6 Kc4 50.Kf3 Kc3 51.Ke4 h5 52.Bd4+ Kxc2.

53.Bf6! Понятно, что пешку «h» полезно остановить пораньше, но почему отсюда, а не снизу? Оказывается, 53.Bf2 предоставляет черным спасительный темп: 53…Kd2!

54.Kd5 Ke2 55.Bh4 (вот он, этот темп) 55…Kf1! 56.Kc6 Ba7 57.Bd8 Kg1! 58.Bb6+ (или 58.Kb7 Bf2 59.Bb6) 58...Bxb6 59.Kxb6 h4 60.a7 h3 61.a8Q h2, и ничья.

53...Kd2. Увы, не спасает и 53...Kb3 54.Kd5 Kb4 55.Kc6 Ba7 56.Bd8, цугцванг.

54.Kd5 Ke2 55.Kc6 Ba7 56.Bd8 Kf1. Все, как в варианте, разобранном в примечании к 53-му ходу. Вот только король стоит не на g1.
57.Bb6. Черные сдались.

Последней в этот день завершилась партия Грищук – Эльянов. Саша выиграл,  журналисты решили его не мучить. Выглядел он и впрямь неважно: сопливился и, казалось, готов был вот-вот разболеться всерьез.

– Счастье, что за всю партию он толком ни разу не напал, – сказал Саша. – А то бы я, конечно, назевался.

Мучить никто Сашу не стал. Я рассказал рецепт фирменного глинтвейна, что регулярно ставил на ноги меня и моих друзей (если, конечно, болезнь не приняла еще запущенный характер). Саша честно признался, что хворает не день и не два, но сниматься с турнира раньше надо было, а теперь уже поздно: надо крепиться и лечиться всем подряд. Пожелаем Саше поскорее идти на поправку.

Последним, кого я встретил в этот день, был главный судья мемориала, голландец Герт Гийссен. Встретил я его в каком-то закутке, коих в ГУМе немало. Минуту назад Герт еще был, что называется, «при исполнении» и потому держался молодцом. А теперь передо мной был усталый человек, пожилой, который мечтает только о том, как поскорее добраться до своего номера.

А ведь это был всего только первый тур.